© Север Г. М., 2006
В числе адресатов Марциала присутствует плагиатор Фидентин, в эпиграммах к которому отражается состояние книжного дела в Риме. В государстве, системой права которого живет современный мир, отсутствовало право интеллектуальной собственности. Марциал неоднократно жалуется на соответствующее положение дел, например в XI III, 5—6:
Наши стихи, говорят, читают в Британии дальней
(толку-то: мой кошелек тощий не знает о том)...
Возможность набивать карман (и стяжать профессиональную славу) за счет чужого таланта в Риме, таким образом, не ограничивалась.
Казалось бы — почему такие юристы, обществоведы и политики, как римляне, не озадачились правовым аспектом деятельности своих литераторов? Поэтический и музыкальный таланты у древних считались даром богов, который эксплуатировать коммерчески было nefas (нечестиво, грешно, нельзя). Поэты, музыканты были высшей кастой, в которой на любую коммерцию существовало негласное табу. Обязанность содержать эту касту возлагалась на сильных мира сего. Главные примеры — Варий, Вергилий и Гораций, покровительствуемые Меценатом. Вергилий, как сообщается, владел 10 миллионами сестерций ex liberalitatibus amicorum («по подношениям друзей») — в то время как сенаторский ценз составлял 1,2 миллиона. По словам английского исследователя Лайна, «эти поэты были богаты и оплачивались в большей степени как звезды, чем как академики».
Прославленный Симонид, один из Девяти лириков, имел в свое время весьма неоднозначную репутацию. Во всем греческом мире его славили и почитали, и точно также осуждали и критиковали — за то, что стал писать за вознаграждение. Сохранилось высказывание о нем Софокла: «Он, пусть стар и дряхл, все равно — если вы ему заплатите сколько надо, выйдет в море на решете». Схолиаст, комментируя этот фрагмент, замечает: «Симонид, как кажется, первый стал писать за деньги» — и в доказательство приводит отрывок одной из од Пиндара, соперника Симонида: «ибо Музе не мила корысть и выгода» — что интерпретирует как критику Симонида.
Ни греки, ни римляне просто не задавались вопросом о каких-либо роялти, которые следовало выплачивать автору с копий. Соответственно система обращения книг в Риме отсутствовала. Автор продавал свои книги в одной-двух лавках, разделяя выручку с книготорговцем. Марциал продавался у Секунда, лавка которого находилась на рынке Паллады около форума Веспасиана (см. I II). В конце I в. отношение к поэзии почти потеряло сакральность. (Следствием этого можно считать оформление художественной прозы как жанра в современном понимании, напр. появление «Сатирикона» Петрония). Каждый купивший книгу мог, наняв переписчиков, устроить свой маленький бизнес. Марциал миллионов ex liberalitatibus amicorum не получает и в каждой книге в открытую льстит императорам; напр. VI LXXXVII:
Боги тебе воздадут — и, Цезарь, ты сам — по заслугам.
Боги мне тоже — с тобой — что заслужил, воздадут.
рассчитывая на льготы и подношения. Он всю жизнь состоит клиентом и живет на подачки (все его «домики», «дачки», «кусочки земли», упоминающиеся в текстах, — подарки патронов). И в маленьком «Фидентиновом» цикле ощущается удрученность автора, страдающего от такого положения дел.
I XXIX
Fama refert nostros te, Fidentine, libellos
non aliter populo quam recitare tuos.
Si mea vis dici, gratis tibi carmina mittam.
Si dici tua vis, hoc eme, ne mea sint
Ходит молва, Фидентин, что наши читаешь книжонки
ты принародно как сам будто бы их написал.
Если изволишь назвать моими — пошлю тебе даром.
Если своими — изволь; купишь — и станут твои.
Ср. II XX:
Павел скупает стихи и всем как свои преподносит —
да, что купил, ты назвать можешь по праву своим.
I XXXVIII
Quem recitas meus est, o Fidentine, libellus.
Sed male cum recitas, incipit esse tuus.
Это моя, Фидентин, что громко читаешь ты, книжка.
Плохо как станешь читать, сразу начнется твоя.
I LIII
Una est in nostris tua, Fidentine, libellis
pagina, sed certa domini signata figura,
quae tua traducit manifesto carmina furto.
Sic interpositus villo contaminat uncto
urbica Lingonicus Tyrianthina bardocucullus.
Sic Arretinae violant crystallina testae.
Sic niger in ripis errat cum forte Caystri
inter Ledaeos ridetur corvus olores.
Sic ubi multisona fervet sacer Atthide lucus
inproba Cecropias offendit pica querellas.
Indice non opus est nostris nec iudice libris:
stat contra dicitque tibi tua pagina «Fur es».
Есть, Фидентин, твоего страница одна сочиненья
в наших книжонках, печать ее господина бесспорна,
каждая строчка на ней — улика в подлоге с поличным.
Так груботканый среди цивильных нарядов поганит
сальный лингона башлык пурпурную тирскую тогу.
Так арретинский горшок бесчестит хрустальные вазы.
Так, ненароком когда на водах Каистра к созданьям
Леды прибьется ворона, поднимут несчастную на смех.
Так в многозвучной благой афинянки роще священной
вздорная крякнет, Кекропову песню нарушив, сорока.
Книжкам моим не нужны ни подпись, ни суд в оправданье —
против тебя же страница твоя, заявляет: «Ворюга!».
Сарказм эпиграммы подчеркивается выбором размера; это дактилический каталектический гекзаметр, древний размер эпической поэзии (гекзаметром написаны «Илиада» и «Одиссея» Гомера, «Энеиды» Вергилия и многое другое).
3. Улика в подлоге с поличным. Марциал использует судебный термин furtum manifestum, воровство явное — такое, в котором преступник был уличен на месте преступления (в отличие от nec manifesum, неявного). См. у Гая («Институции» III 184):
По мнению некоторых воровство явное бывает тогда, когда вор застигнут при совершении преступления. Другие идут далее и полагают, что такое воровство бывает тогда, когда вор уличен на месте преступления; если, например, кража оливы или виноградных ягод обнаружена в то время, когда вор еще находится в оливковой роще или в винограднике... Третьи называют явным воровство всякой вещи до тех пор, пока вещь не перенесена в то место, куда вор решил ее перенести. Наконец, есть такие, которые считают воровство явным до тех пор, пока вора замечают с вещью в руках.
По Законам XII таблиц furtum manifestum входило в число преступлений, наказуемых смертью. Фидентин, подменив страницу в книгах Марциала на свою, украл у публики страницу стихов самого Марциала; таким образом, он подлежит смертной казни за воровство с поличным.
5. Сальный лингона башлык. Bardocucullus. Плащ-накидка с капюшоном из грубой промасленной длинноволокнистой шерсти. Такую одежду носили лингоны — древний кельтский народ из страны белгов, в центральной части Галлии (центром области лингонов был город Андематун, совр. Лангр во Франции). Употребление слова имеет двойной смысл. Bardocucullus — двусоставный термин, сложенный из bardus (бард, поэт-песнопевец у галлов) и cucullus:
1) чепец; капюшон;
2) чехол, в который торговцы краской паковали товар.
Марциал сравнивает вирши Фидентина с творениями галльских бардов — грубых, сложенных на варварском языке:
1) как грубая варварская одежа, они затесались в толпу изысканных римских тог;
2) страница со стихами Фидентина годна только как упаковочный материал, оберточная бумага.
В понимании римлянина сарказм доведен до предела. (Римляне в целях гигиены пользовались мочалкой на палке; если бы они пользовались туалетной бумагой, Марциал, очевидно, привел бы более язвительное сравнение.)
5. Пурпурную тирскую тогу. Дорогие изысканные тоги окрашивались драгоценным финикийским (тирским) пурпуром. Одежда, окрашенная пурпуром, служила отличительным знаком высших должностей; само понятие пурпура имело значение элитарности.
6. Арретинский горшок. Арретий — город в восточной Этрурии (совр. Ареццо). В Арретии производилась дешевая глиняная посуда.
7. На водах Каистра. Каистр — река в Лидии и Ионии (совр. Малый Мендерес). Берет начало у горы Тмол и впадает в Эгейское море между Эфесом и Колофоном (совр. залив Кушада). При впадении в море часто разливается, образуя болота и заводи, где водится множество водоплавающих птиц. До сих пор изобилует лебедями. На Каистре находился знаменитый «Асийский луг», который упоминает также Вергилий («Георгики» I, 384):
Разных птиц морских наблюдай, и тех азиатских,
Любящих рыться в траве у заводей пресных Каистра...
7—8. К созданьям // Леды. К лебедям. Леда (миф.) — жена спартанского царя Тиндарея. По мифу, Зевс, поразившись красотой Леды, предстал перед ней в образе лебедя и овладел ею. Леда снесла два яйца, из которых появились Елена, Клитемнестра, Кастор и Поллукс (но не Фидентин).
9. Афинянки роще. Речь идет об афинянке Филомеле (миф.), дочери царя Афин Пандиона. Однажды Филомела была у своей сестры, Прокны, жены царя Фокиды, Терея. Терей изнасиловал Филомелу и, чтобы скрыть преступление, вырвал у нее язык. Филомела сообщила об этом сестре вышивкой на ткани. Разъяренная Прокна убила своего сына от Терея, Итиса, и накормила мужа его мясом. Зевс превратил Филомелу в ласточку, Прокну — в соловья, Терея — в удода. Миф пересказывает Овидий в «Метаморфозах» (I, 515 и далее). В окрестностях Афин Филомеле была посвящена роща. Марциал намекает, что у Фидентина как минимум нужно отобрать стиль.
10. Кекропову песню. Кекроп (миф.) — основатель и первый царь Аттики, сын богини Геи. Кекропова песня — жалоба ласточки-Филомелы Кекропу о своей горькой участи (как основателю государственности и первому судье, как установившему брак между мужчиной и женщиной).
12. Против тебя. Метафора, извлеченная из судебного обычая. Суд в Риме обычно происходил под открытым небом; претор сидел на возвышении (tribunal), вокруг которого располагались скамьи для судей, обвинителей, защитников, заступников и обвиняемого. Когда обвинитель брал речь, обвиняемый, который должен был слушать обвинителя стоя, оказывался напротив него — stat contra, стоит напротив.
I LXXII
Nostris versibus esse te poetam,
Fidentine, putas cupisque credi.
Sic dentata sibi videtur Aegle
emptis ossibus Indicoque cornu.
Sic quae nigrior est cadente moro
cerussata sibi placet Lycoris.
Hac et tu ratione qua poeta es
calvus cum fueris, eris comatus.
Ты посредством моих стихов поэтом,
Фидентин, и прослыть и быть желаешь.
Так зубастой себя считает Эгла —
накупила костей с индийским рогом.
Так под слоем белил собой довольна
Ликорида, черней тутовки палой.
Вот и ты, Фидентин, как стал поэтом,
облысев, волосатым так же станешь.
4. С индийским рогом. Со слоновой костью (indicus cornus). Слоновая кость использовалась для зубных протезов. Искусственные зубы у римлян скреплялись золотом. По Законам XII таблиц при погребении тело не должно было иметь на себе ничего золотого; X 8:
Да не положит с покойником золота, но если у кого зубы скреплены золотом, то если того похоронит или кремирует, все же да останется без наказания.
Марциал замечает:
1) в общем: в могилу человек может унести с собой только истинное, не стяженное, нематериальное золото;
2) в частности: время не властно над непокупными костями; через две тысячи лет про тебя, Фидентин, будут знать только потому, что я написал про тебя эпиграмму.
5. Так под слоем белил. Cerussata. Для изготовления косметических белил римляне использовали creta (мел, обработанную белую глину) и cerussa (церуссит, белую свинцовую руду). Cerussa использовалась также как белила для фресок. О необычайной стойкости этого материала см. у Плиния («Естественная история» XXXV VI):
Принцепс Гай Калигула из соображений похоти пожелал снять эти фрески со стены храма и перенести к себе, но материл штукатурки этого не позволил.
Разница между «накретированным» и «накеруссированным» лицом приблизительно такая, как в наше время между напудренным и нагримированным. Также ирония в отношении многочисленных молодящихся Ликорид, которым наутро в могилу.
5. Собой довольна. Sibi placet. Тж. «мнит о себе слишком много».
8. Волосатым так же станешь. Деривация поговорки calvus comatus, «лысый волосатый». Так называли человека, который выдает (или пытается выдать) обман за действительность. Если Фидентин лысый по природе, ему ничего не остается, как «воровать парики», быть плагиатором.
На сайте используется греческий шрифт
© Север Г. М., 2008—2016